Почему я не люблю фортепианные концерты

Никогда не любил фортепианных концертов.

Фортепиано отдельно — да. Оркестр отдельно — да. Концерты для скрипки, виолончели, флейты с оркестром — да. 

Фортепиано в сочетании с другими инструментами всегда казалось мне чужеродным инструментом. Ну почти как молоток с оркестром.

Недавно я прочел очень интересную статью Владимир Юровский об абсолютном слухе. Теперь под свою нелюбовь я могу подвести теоретическую базу.

В средние века и вплоть до 18 века все инструменты были натуральными, то есть могли воспроизводить только звуки натурального музыкального ряда. Это такой ряд, при котором обертоны (гармоники) возникают естественно при колебании струны или колебании столба воздуха. 

Обертоны возникают в связи с тем, что звучащее тело (струна или столб воздуха) колеблется не только как целое, но и по частям (1/2, 1/3, 1/4 и т. д.). Поэтому кроме основного тона, соответствующего колебанию всего звучащего тела, мы слышим целый ряд более высоких гармоник (обертонов), соответствующих колебаниям половин струны (2-й обертон), третей струны (3-й обертон), четвертей струны (4-й обертон) и т. д. Например, для основного тона частотой 110 Гц, обертоны будут 220 Гц, 330 Гц, 440 Гц и т.д. 

В таком звукоряде (он еще называется натуральным строем) интервалы между соседними нотами неодинаковы.

Интервал — это отношение частоты ноты к частоте предыдущей ноты.

Из-за того, что интервалы между соседними нотами различны, в натуральном звукоряде очень сложно транспонировать произведения. 

Транспонирование — сдвигание (частоты) музыкального произведения вниз или вверх на определенный интервал.

И в 18 веке было введен равномерный строй. Каждая октава поделена на 12 нот с абсолютно одинаковыми интервалами между ними. Транспонирование стало возможно делать “на лету”.

Это очень удобно. Написал, например, композитор романс для среднего мужского голоса (баритон). Небольшое транспонирование вверх или вниз — и романс мог отлично петь тенор или бас. Каждый певец  подстраивал тональность к возможностям своего голоса. А хороший пианист (аккомпаниатор) мог сразу во время исполнения изменить тональность (сейчас и это не нужно, транспонирование осуществляет компьютер, и можно сразу вывести на печать ноты в любой тональности).

Современный рояль (фортепиано) и настраивается по этому принципу (равномерная темперация). И как пишет Владимир Юровский

Современное фортепиано, которое в конце 19-го—начале 20-го века считалось венцом инструментального творения, на самом деле, с точки зрения богатства обертонового звукоряда, инструмент крайне ограниченный. 

Потому что современный музыкальный строй предполагает симметричность (равенство интервалов).

А такого в природе нет. В ней есть несимметричность. Природа так устроила, что квинта (второй обертон), которая возникает в натуральном звукоряде, будет очень широкая. А мажорная терция (четвертый обертон) — очень узкая. И если попытаться их совместить, будет не вполне чисто звучать. По крайней мере, совсем не так, как звучит на современном фортепиано.

Кстати, оказывается, баховский «Хорошо темперированный клавир» на самом деле не писался для инструментов равномерной темперации. Это массовое заблуждение. И звучало это произвдение в замысле Баха совсем по-другому, чем слышим мы его сейчас.

А дальше Владимир Юровский пишет совсем интересные вещи. 

Если внимательнейшим образом вслушиваться в записи Горовица,, то становятся слышны интереснейшие вещи. Его инструмент как будто бы искусственным образом обогащается какой-то реверберацией — я поначалу предполагал, что она связана со студией, c примочками звукорежиссеров. Но люди, которые слышали Горовица живьем, тоже описывали именно этот эффект.

 

Так вот, этот эффект достигался прежде всего настройщиком Горовица. Когда он настраивал инструмент, он его слегка расстраивал. В зависимости от того репертуара, который Горовиц исполнял, он какие-то интервалы настраивал чисто, по обертонам. То есть не делал точную 12-тоновую темперацию. Он заставлял инструмент звучать либо божественно, либо ужасно фальшиво. И это редчайшее искусство, им владеют всего несколько настройщиков на земле.

Но такие вещи можно делать только, когда фортепиано звучит соло. В концерте с оркестром они невозможны. 

И вот в концерте звучат вместе фортепиано с его ограниченными обертонами, и струнные и духовые инструменты с “настоящими” полноценными обертонами. 

Точнее, для меня — не звучат. Не сочетаются. Как ни настраивай инструменты. 

Вот, видимо, почему и не люблю я фортепианные концерты.